Рязань, Перерезанное горло Древней Руси
В школе я не любил учить историю
Теперь понимаю почему: мне преподавали не историю, а хронологию, которая отличается от истории, как порошковая молочная смесь от настоящего парного молока.
Глотать бесконечные даты и имена было невмоготу – они просто вставали в горле комом! И вот, спустя десятилетия, притупившие рутину школьной и университетской выучки, мне наконец-то посчастливилось соприкоснуться с подлинной, живой историей, а через нее – с той страной, из которой мы, носители ее великого языка, произошли. Я, конечно, имею в виду нашу прародину – Русь, из которой впоследствии путем почкования и расширения за счет других земель, южных и восточных, возникла огромная Россия, по сути – сухопутный океан, которому я посвятил цикл телепрограмм «Поле Куликово» на канале АТН-РОССИЯ-24. И этот телецикл лег в основу серии публикаций в журнале «Регионы России», который вы сейчас держите в руках.
Но вернемся к теме: Россия настолько головокружительно велика, что большинство тех, кто живет на ее просторах, невольно охватывает чувство имперского величия, выраженное в названии небезызвестной работы В.И. Ленина «О национальной гордости великороссов». При этом, разумеется, у кого-то из так называемых «нацменьшинств», а на деле – более коренных жителей России, чем русские, – так же автоматически возникает комплекс неполноценности.
Поэтому для меня Россия – очень сложное политическое понятие, которое, безусловно, дает исчерпывающий повод для гордости, но мне всегда в этом не хватало повода для любви. Повод для любви я, подобно блудному сыну, неожиданно обрел, отправившись по благословению митрополита Екатеринбургского и Верхотурского Кирилла к нашим истокам, к Куликову Полю, попав на равнины Древней Руси, в ее старинные города и впервые почувствовав себя действительно дома – и это после полувека жизни на Урале! Это ощущение сродни тому, что испытываешь, когда приходишь в гости к родителям: отчий дом почему-то оказывается роднее твоего собственного…
И тогда я понял, что у всякого русского человека есть родина, пусть и административно неуловимая, скорее – историческая, полумифическая, как Древний Израиль или Древний Египет, но единственная, от которой сердце сжимается и перехватывает горло: родина по сердцу, а не по паспорту – это Древняя Русь.
И в этом номере журнала я с волнением хотел бы представить некий очерк-эскиз о трепетно любимом мной городе Древней Руси, в честь великого уроженца которого меня назвали Сергеем. Разумеется, у меня и в мыслях не было петь дифирамбы ни Руси, ни Рязани – их судьбы полны противоречий, в которых мы в меру сил обязаны честно разобраться, как самокритичные потомки, не щадя ничьих амбиций, и прежде всего – собственных, великорусских. Иначе мы обречены бесконечно вставать на те же грабли и расшибать лбы о те же стены, подобно всем «Иванам, не помнящим родства».
И в этой связи уроки пограничной древней Рязани – особенно горькие и щемящие: от подавления ее Ордой до поглощения ее Москвой, ставшей общерусским лидером после победы на Куликовом Поле, которая была бы невозможна без поддержки других городов-княжеств. Но в истории ведь выигрывает тот, кто эффективнее использует плоды победы и создает себе усилиями летописцев выгодный пиар.
Так было всегда и везде, и Древняя Русь тут – никакое не исключение, но ее уроки нам особенно дороги и поучительны. Так не поленимся же их извлечь, обратив незамутненный пропагандой взор на одну из несостоявшихся столиц Руси – на есенинскую Рязань!
РЯЗАНЬ
Перерезанное горло Древней Руси
При Батые скоростной федеральной трассы М-5 еще не было, но это не помешало ему очень быстро добраться до сердца Руси, предварительно, правда, «зачистив подступы»: покорив степняков-половцев и народы Поволжья, а заодно столицу Волжской Булгарии – город Булгар.
Рязанцы, от которых пошло русское казачество, происходили из вятичей, славянского родоплеменного союза, чьим «Авраамом» был Вячеслав, или Вятко. В их жилах текла кровь ляхов и балтов.
А 14-ю годами ранее, напомним, дедушка Батыя Чингисхан нанес Киевской Руси поражение на Калке, где русские действовали на авось, по принципу «кто в лес, кто по дрова». Однако все тревожные «звоночки» русские князья в пылу междоусобиц истолковали к своей пользе: кому-то плохо – значит, лучше мне. И уж тем более нашим предкам не приходило в голову сострадать башкирам или волжским булгарам, чья высокоразвитая цивилизация стала первой жертвой монгольского натиска. Они радовались, что восточные варвары поставили на колени их торговых конкурентов, не подозревая, что сама Русь станет их следующей мишенью.
Словом, так называемые «двойные стандарты», идентичные паролю «свой – чужой», и шапкозакидательские настроения прослеживались на Руси и восемь веков назад. Поэтому окруженной монголами Рязани на помощь никто не пришел: ни черниговцы, под протекторатом которых находились вятичи, населявшие Муромско-Рязанское княжество, ни соседи-владимирцы, которым в лице их плодовитого князя Всеволода Большое Гнездо принадлежит «слава» первых «геростратов», спаливших Рязань почти за 30 лет до Батыя. Так что не будем вешать на доблестного внука Чингисхана всех собак!
Рязань – это город-мигрант: после многократных сожжений он предпочел воскреснуть из пепла на 60 километров северо-западнее выше по Оке, в менее доступной для конницы лесистой местности.
В итоге, когда Евпатий Львович Коловрат, рязанский боярин, вернулся ни с чем из стольного града Чернигова, он застал пепелище и нагнал со своим полуторатысячным отрядиком 150-тысячную армию Батыя уже на соседней суздальской земле. И с ходу, как подобает истинному камикадзе, дал ей решительного пинка под зад, смяв ее арьергард, что, впрочем, было таким же самоубийством, как и состоявшаяся накануне неравная схватка на реке Воронеж, своего рода Калка-2, где рязанская княжеская элита полегла вместе с муромской, заплатив жизнью за самонадеянный отказ платить Батыю десятину.
Но мы же с трагическим опозданием оцениваем стоимость своих «понтов»! А «понты» – от элементарной неинформированности и проистекающей из нее неадекватности: Русь-то ведь на пути армии Батыя была не первой ласточкой – уже пали великий Китай, Центральная Азия и Кавказ, сквозь которые монголы прошли, как нож сквозь масло, прокладывая стратегический коридор для своей империи от Тихого океана до Атлантики!
Старая Рязань почти тысячу лет назад как бы реинкарнировалась в Переяславле – «перенявшем славу» – Рязанском, который в итоге и стал называться сегодня Рязанью со статусом столицы княжества, а потом губернии, которой довелось управлять самому Салтыкову-Щедрину.
Причем, кроме геополитических амбиций и бешеной энергетики впавших в транс суперменов – что давало монголам моральное превосходство над любым противником – налицо было и превосходство чисто техническое, замешанное на подчиненном монголам китайском гении: в огромной армии, кроме «асфальтового катка» кавалерии, были инженерные части, оснащенные стенобитными орудиями для осады и штурма любых крепостей.
Бывшая веками буфером на пути Орды к Москве, Рязань – это перерезанное горло Древней Руси, исчерпавшее свою политическую силу от кровопотери – вошла в историю страны фейерверком в других, более творческих, чем политика, областях. Салтыков-Щедрин и Мичурин, академик Павлов, Семенов-Тян-Шанский, Циолковский, Есенин, Полонский, Паустовский, Симонов, Солженицын! Не каждая страна может похвастать таким изобилием «гениев места».
Другими словами, у разрозненной, погрязшей во внутренних склоках и междоусобных разборках Руси объективно не было ни одного шанса на победу, и откупная десятина на содержание мега-армии, идущей на Европу, где ее уже ждали с ужасом Венгрия, Польша и Чехия, была бы наименьшей ценой компромиссной сделки, от которой русские однако высокомерно и брезгливо отказались.
А будь предки попрагматичнее чуток, обладай они стратегическим мышлением – монголы бы, глядишь, дошли не до Адриатики, как оно и произошло, а до Атлантики, к которой они стремились! Будущих врагов Руси на Западе покосили бы, но из-за недальновидного, катастрофичного для генофонда сопротивления восточного славянства, бескорыстно прикрывшего своей грудью, извините, задницу Европе, – батыевы полчища выдохлись и расположились на русских транзитных землях навсегда! Получился этакий «вокзал для двоих» почти на 300 лет…
Ну, а бедная Рязань оказалась крайней, и ей досталось в первую очередь и больше всех из русских княжеств от «богоизбранных» (по их убеждению) азиатов, которых славяне не спешили побеждать еще и из-за потаенного, предательского желания использовать их в нечистоплотной игре друг против друга.
Это интриганство имело самые печальные последствия: мощный и свободолюбивый восточнославянский этнос, так и не успев обрести единства, распался, разрываемый магнитными полями Литвы на западе и Орды на востоке, на три известных части – великороссов, украинцев и белорусов.
Но, что еще обиднее – произошло и расчленение российского менталитета, имеющее отдаленным последствием вечную конфронтацию в нашем национальном сознании разновекторных тенденций, выразившихся, в частности, в противоборстве славянофилов и западников, демократов и тоталитаристов, что, кстати, продолжается и по сей день.
И только, кажется, средневековая Рязань в лице своего великого князя Олега пыталась найти альтернативный иррациональному коловратскому самопожертвованию путь, законно претендуя, несмотря на разорение, на российское лидерство – наряду с Москвой, Тверью и Нижним Новгородом. Об этом и сегодня красноречиво свидетельствует вся ее столичная стать, весь ее, опоясанный древним земляным валом, могучий кремль за Глебовым мостом, на котором, будто несгибаемая рать «самой воинственной и беспокойной ветви Рюрикова дома» (по выражению историка Иловайского), толпятся Успенский, Архангельский, Христорождественский и Спасопреображенский соборы, церкви Святого Духа и Богоявления во всем своем непревзойденном великолепии. Они будто демонстрируют всем своим видом особый талант рязанцев, преданных и своими и чужими, сохранять достоинство и крепость духа в любой экстремальной ситуации, между молотом и наковальней, мобилизуя всю свою флорентийско-макиавеллиевскую изощренность в лавировании между полюсами силы, между плохим и худшим.
И полнее всего этот дипломатический дар воплощал в себе князь Олег, князь-интеллектуал, чей дворец на территории Рязанского Кремля значит для мыслящих его потомков не меньше, чем православные святыни.
Рязанцы, от которых пошло русское казачество, как мы упоминали, были вообще-то из вятичей, славянского родоплеменного союза, чьим «Авраамом» был Вячеслав, или Вятко. В их жилах текла кровь ляхов и балтов. Они дали красноречивые имена здешним рекам: Трубеж, Лыбедь, Дунайчик. И здешним селам: Пробуждение, Затишье, Сапожок.
А вот топоним «Рязань» не славянский – он от имени местного финского племени, которое ошибочно зовут мордвой, хотя на самом деле их имя – «эрзяне». Собственно говоря, Рязань – подобно Самаре, бывшей Самаром, – звалась и Рязаном. Но, даже определившись с полом, Рязань поменяла прописку, т.е. как и Самара, это еще и город-мигрант: после многократных сожжений, он предпочел воскреснуть из пепла на 60 километров северо-западнее выше по Оке, в менее доступной для конницы лесистой местности.
Таким образом, Старая Рязань почти тысячу лет назад как бы реинкарнировалась в Переяславле (т.е. «перенявшем славу») Рязанском, который в итоге и стал называться сегодня Рязанью со статусом столицы княжества, а потом губернии, которой довелось управлять самому Салтыкову-Щедрину.
Однако, несмотря на авторитет великого сатирика и доблесть рязанского пехотного полка на Бородино, Москва постоянно стремилась не только поглотить рязанскую элиту (в чем она преуспела, вынудив последнего рязанского князя умереть в изгнании в Литве), но и растворить, кажется, саму плоть рязанской земли в себе, что и случилось в 1929 году, когда вся Рязань вошла в состав Московской области. Но – спасибо «отцу народов» – в 1937-м Рязань стала столицей одноименной области.
В результате всех передряг, преодолев раздвоение между Ордой и Литвой, а заодно и растроение между ними двумя и Москвой, Рязань уже в наше время решила вернуть себе репутацию «кошки, гуляющей сама по себе» в абсолютно авангардистском, сюрреалистичном гербе, являющем собой чудо не просто геральдики и мифологии, но и биологии (из раздела «Мутации»), т.е. поистине апогея генной инженерии! Ибо помимо умной свифтовской (а может батыевой) лошадки, на сегодняшнем гербе города изображено существо, называемое Грифоном (гибридом царя зверей с царем птиц, то бишь льва с орлом), который, на зависть Мичурину, скрещен еще и с Фениксом, знаменующем воскрешение Рязани из пепла!
Ну, а неудовлетворенные столичные претензии выражены в шапке Мономаха, венчающей всю эту замысловатую композицию. Так что – в продолжение темы Феникса – на ленте внизу герба можно было бы разместить слова самого известного уроженца рязанщины и моего тезки: «Ничего, я споткнулся о камень, это к завтраму все заживет!»
Как бы то ни было, бывшая веками буфером на пути Орды к Москве, Рязань – это перерезанное горло Древней Руси, исчерпавшее свою политическую силу от кровопотери – вошла в конечном счете в историю страны фейерверком креатива в других, более творческих, чем политика, областях, прославив себя именами не только упомянутых Салтыкова-Щедрина и Мичурина, но и академика Павлова, географа Семенова-Тян-Шанского, пионера космонавтики Циолковского, а помимо уже процитированного Есенина – именами таких мастеров пера, как Полонский, Паустовский, Симонов, Солженицын. Извините, но не каждая страна может похвастать таким изобилием «гениев места»!
Не отставали от земляков-культуртрегеров и рязанские купцы, чьи характеры подчас определяли характеры и фамилии литературных героев. Вот пример: на ночлег мы остановились в Свято-Иоанно-Богословском монастыре, старейшем в Рязанской епархии, основанном монахами-миссионерами, окормлявшими финских язычников. Монастырь получил некогда в дар от Константинопольской церкви чудотворную икону Иоанна Богослова, отвратившую Батыя от разорения монастыря, впоследствии однако изрядно потрепанного набегами крымских татар.
В итоге к 19-му веку от монастыря мало что осталось. Да только вот построил рядом дачу Давыд Хлудов, посмотрел сердобольным оком окрест и нашел фантастические средства, благодаря которым обитель просто преобразилась, что и неудивительно! Ведь соседом монастыря оказался купец из семейства рязанских первопроходцев ткацкого дела общероссийского масштаба, с конторами в Штатах и в Ливерпуле, не говоря уж о Москве, где Хлудовы гремели наряду с Мамонтовыми – как сумасброды, но также и наряду с Бахрушиными – как меценаты и благотворители, открывшие массу бесплатных квартир, богаделен и больниц.
И так распорядилось провидение, что рядом с одной из них, детской больницей имени Михаила Хлудова, его тезка – Михаил Булгаков творил свою, ставшую знаменитой после экранизации, пьесу «Бег». Булгаков подарил её главному персонажу увековеченную в имени больницы фамилию купца-благодетеля, который был, помимо прочего, еще и офицером-патриотом, кавалером Георгиевского Креста и адъютантом генерала Скобелева, блиставшим воинской отвагой в Сербии и Туркестане.
Ну, а дядя Михаила – Давыд Хлудов, купец первой гильдии, дослужившийся до статского советника – как мы уже упомянули в начале сюжета, увековечил память о себе не менее благородным образом. Он воскресил древний Свято-Иоанно-Богословский монастырь, переодев его из дерева в камень и даже укомплектовав братией, способной вести самостоятельное хозяйство, что братия демонстрирует и по сей день. Обитель процветает, хотя мало кто из паломников догадывается, что популярный монастырь – еще и памятник альтруизму рязанского купца с прославленной Булгаковым фамилией Хлудов.
Кстати, наша остановка на ночлег в этом святом месте была вдвойне волнующей еще и оттого, что в 1990-м, после десятилетий разгула воинствующего атеизма, сюда были перенесены мощи князя Олега Рязанского. Воистину, пути Господни неисповедимы!
Продолжение следует.
Сергей Матюхин,
журналист-международник
