ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ КАПИТАНА П/Х «АДМИРАЛ НАХИМОВ» Н.А.СОБОЛЕВА «МОРЕ ОШИБОК НЕ ПРОЩАЕТ»
(продолжение)
Круизные рейсы становились основной работой экипажа. Только в июле и августе «Адмирал Нахимов» ставился на пассажирскую линию. К тому времени, как помнит читатель, удалось решить вопрос о продаже билетов в оба конца, чем и пользовалось большинство пассажиров. В конечный порт Батуми судно приходило в 8 часов утра. Пассажиры, обеспеченные билетами, не бежали теперь в кассу морского вокзала, а спокойно завтракали в судовых ресторанах и отправлялись на катерах или подготовленных по договоренности автобусах, чтобы провести день на Зеленом мысу, покупаться в море и позагорать на пляже. Тем временем экипаж занимался уборкой помещений и подготовкой судна к обратному рейсу. В 20 часов открывались судовые рестораны, и пассажиров приглашали на ужин, после которого на просторной кормовой палубе «А» проходили вечера с развлекательной программой. Играл судовой оркестр.
Во втором пассажирском рейсе в первой декаде июля 1962 года, начавшемся в Батуми, когда на палубе проходили увеселительные мероприятия, на судне внезапно появился инспектор отдела кадров С. Быков, с которым мы виделись три дня тому назад в Одессе. Он прилетел со срочным заданием — получить от судовой администрации характеристики на членов экипажа в связи с направлением парохода «Адмирал Нахимов», как выражались кадровики, «на выход», т. е. за Босфор. Подробностей рейса инспектор не знал, его задача была получить и доставить характеристики в Одессу до возвращения судна.
Мы понимали, что характеристики нужны для вышестоящих руководителей, «на всякий случай», чтобы снять с себя ответственность и при необходимости возложить ее на лиц, подписавших характеристику — капитана и его первого помощника. Экипаж свои мы знали, он был трудолюбив и дисциплинирован. За ночь старший помощник И. С. Крук, главный механик А. Г. Коротенко, первый помощник Н. Г. Луценко и директор ресторана П. С. Перевязко написали 300 положительных стандартных характеристик. Делопроизводитель машинистка Л. М. Герасимова отпечатала их а двух экземплярах, и, поставив свои подписи, мы вручили пачку инспектору Быкову, который через час улетел самолетом п Одессу. Мы с главным механиком были озадачены: судно, плававшее несколько лет в каботаже, надлежало за трое суток подготовить на неизвестную другую, причем дальнюю, линию?! Это было сложно, но мы понимали — к приходу судна в Одессу все должно быть готово.
Предстояло проверить и провести профилактику главных машин, котлов и вспомогательных механизмов, подготовить емкости для воды и топлива, освободиться от грязного балласта, проверить закрытия по корпусу и палубам, спасательные средства, навигационное и противопожарное обеспечение, изыскать дополнительную емкость для дизтоплива, оформить заявки на снабжение и многое другое. Командный состав получил конкретные задания. В подготовке судна к неизвестному рейсу принял участие весь экипаж.
В Одессе увольнения не было. Никто не поинтересовался состоянием парохода и возможностью направления его в ответственный рейс. Я это расценил так, что экипажу оказали доверие благодаря его авторитету, ведь все предыдущие годы по результатам инспекторского осмотра мы постоянно получали отличные оценки по содержанию судна. Однако, как выяснилось позже, дело было настолько секретным, что никто, кроме главного инженера Н. Я. Ермошкина, о направлении нас в специальный рейс не знал.
Начальника пароходства в Одессе не было, отправлял пас главный инженер, но Николай Яковлевич ничего нам не пояснил. Высадив пассажиров, снялись в Севастополь, где нас должны были обеспечить всем необходимым для рейса.
В Севастополе глубины возле угольного причала не позволяли стать с нашей осадкой, поэтому предусмотрительно была поставлена баржа, и мы ошвартовались к ней левым бортом с отданным правым якорем. Грузовые и пассажирские операции производились через баржу. Представитель Министерства обороны контр-адмирал Н. М. Харламов был уполномочен обеспечить своевременную отправку «Адмирала Нахимова». Однако Николай Михайлович уклонился от ответа о предстоящем рейсе, и все оставалось для нас неизвестным до выхода судна в море. Не поинтересовался Харламов и состоянием судна, ограничившись вопросом о скорости и расходе топлива. '
Секретность предстоящего рейса вызывала у меня озабоченность, связанную прежде всего с его достаточным обеспечением. Я решил оставить за собою резерв скорости полмили и расход топлива в сутки 5 тонн. Недоумение усилилось после того, как поступило указание заказать пособия и карты всего мира. На фоне этой секретности циркулировали слухи {возможно, для дезориентации) о направлении судна на Восток.
...На причале были сосредоточены груды техники и продовольствия, предназначенные к отправке. Я встретился со знакомой мне обстановкой. Командиры каждой части старались протолкнуть к погрузке свои партии. Немало времени ушло на объяснения им специфических условий перевозки грузов морем. Нарушения, допущенные на берегу, море контролирует жестко и ошибок не прощает. Это я пытался объяснить грузоотправителям и потребовал спецификацию грузов, предназначенных к перевозке. Прошло не менее двух часов, пока представили спецификацию. Составили каргоплан и установили очередность подачи груза.
Фельдсвязью пришел пакет с «убедительным» письмом: «Единственным ответственным лицом за обеспечение операции является капитан, ему подчиняются...» и т. д. «Инструкция» вполне в духе военных людей. Напоминание о моей ответственности особенно удивило меня точно я впервые стал на мостик и не знал о ней.
Тем временем продолжали принимать груз на три трюма, пополняли бункер, воду, снабжение, продовольствие. Заботливый плотник В. И. Денисов по своей инициативе вымыл бассейны, сделал на них укрытия и принял в них сверх заполненных емкостей 180 тонн пресной воды.
На палубах «А» и «Б» установили дополнительно к имевшимся пять шлюпок на сто человек каждая, кроме того, на разных палубах разместили спасательные плоты. Спуск шлюпок предусматривался судовыми стрелами, что в условиях океана осуществить было сложно. В экстремальных условиях они могли только всплыть, поэтому было придумано специальное крепление, которое самопроизвольно отключалось при всплытии шлюпки на воду.
При всей секретностн операции любой желающий легко мог подсчитать (по спасательным средствам), сколько человек будет перевозить «Адмирал Нахимов».
К утру следующего дня операции по приему груза и снабжения были закончены. Пароход сидел в воде по грузовую марку. Расчет остойчивости показал наилучшее положение судна: его метацентрическая высота была 0,89.
Палубы быстро заполнились молодыми людьми, примерно одного возраста, одетыми в одинаковые синие брюки и разных цветов рубашки с короткими рукавами. Нетрудно было представить постороннему наблюдателю, кого перевозит «Адмирал Нахимов»...
Николаи Михайлович сказал, что ровно в 10 часов мы должны выйти из порта, и предложил направить помощника в гидрографию. Третий помощник В. П. Ильин вскоре привез на судно запечатанные сургучной печатью пакеты С картами и пособиями, очевидно подготовленными заранее, однако времени на ознакомление с доставленными материалами, даже и на их распаковывание, не было. Судно готовилось к съемке с якоря. Фельдсвязь доставила два пакета. Один надлежало вскрыть на траверзе маяка Херсонес — в нем будет указана дата вскрытия второго. Для оформления прохода через Босфор контр-адмирал Харламов сообщил легенду: «Судно следует в Гвинейский залив для смены рыбаков, производящих лов рыбы у юго-западных берегов Африки, порт назначения будет сообщен по радио,— и добавил: — «Слушать радио; при проходе пролива на палубах сосредоточить больше женщин; проливом следовать без лоцмана».
В 9 часов 40 минут начали съемку. В бухте Матюшенко стоял пароход «Петр Великий». Его команда поднялась на палубы и наблюдала за тяжелогруженым «Адмиралом Нахимовым», направлявшимся к выходу. Издали обменялись приветствиями с капитаном «Петра Великого» И. А. Маном. Ровно в 10 часов прошли боны. Это было 16 июля 1962 года. Я вспомнил проводившего нас контрадмирала Н. М. Харламова и подумал, что он уже доложил в Москву об отправке парохода «Адмирал Нахимов» в установленный срок, свое задание выполнил, и его ответственность закончилась.
На траверзе маяка Херсонес вскрыли первый пакет, извещавший: направление на Кубу, вход в пролив Босфор в 12 часов, следовать без лоцмана, второй пакет вскрыть при выходе в океан. Кратчайшее расстояние от берегов Советского Союза до Турции было из Севастополя. Ходовое время чуть менее суток позволило идти на пониженных оборотах. Этого времени достаточно, чтобы выработать и ввести в действие мероприятия, обеспечивающие порядок на судне и безопасность пассажиров и экипажа.
В каюте капитана собрались командиры судна, начальник эшелона генерал В. П. Селезнев и его заместитель по политчасти. Я изложил положение, в каком будет судно па протяжении 19—20 суток: более чем двойная норма пассажиров создает скученность и неудобства, высокая температура воздуха и влажность па всем пути, ограниченность в пользовании водою, питание в четыре смены, ожидание солдатами неизвестного, а главное — томительное безделье, могут сказаться на моральном состоянии людей. Чтобы создать нормальную обстановку па судне, я предложил мероприятия, которые были приняты к исполнению.
Предстояло ознакомить солдат с правилами поведения на судне, особенно соблюдения пожарной безопасности, распорядком суток, сигналами тревоги, расположением спасательных средств и выходов к ним, приемами надевания спасательных жилетов и так далее.
В течение всего рейса командирам судна следовало занять солдат и офицеров работой, учебой, самодеятельностью, соревнованиями. Установить круглосуточную патрульную пахту во главе с офицерами по отсекам, палубам, салонам. Особую роль я отводил боцману Калиничу, который мог загрузить делом большую часть ребят, выдав им кирпичи для чистки тиковых палуб. Этой работы хватит на весь переход!
Утвердили расписание пользования пресной водой: питьевая охлажденная вода подавалась круглосуточно по многочисленным колонкам по всему судну; купание пресной водой и стирка раз в неделю; по отдельной магистрали круглосуточно подавалась вода в амбулаторию и на камбуз. Расписание исходило из запасов воды на судне, расхода на котлы и штормового запаса. Питание в четыре смены три раза в день.
Утром следующего дня подошли на радиолокационную видимость пролива. Запас времени позволял провести тщательную проверку готовности судна ко входу в пролив. Проверили рулевое устройство, приступили к реверсированию машин. Внезапно главный механик А. Е. Коротенко попросил остановить реверсирование, через две минуты поднялся на мостик и заявил: «В пролив заходить не можем, маневровый клапан не работает, неисправность будет установлена после вскрытия». Вскрытие клапана показало дефект гнезда--при закрытии клапана пар поступал в цилиндры и машины работали на малых оборотах. «В судовых условиях дефект гнезда устранить невозможно, это заводская работа»,— заявил главный механик. Я внимательно слушал Алексея Ефимовича, а фоном мелькали мысли: с неисправным клапаном входить в узкость недопустимо, это предусматривают правила плавания по проливу Босфор, Доложить руководству и возвратиться в Севастополь для ремонта клапана — стало быть, сорвать наметившуюся операцию,— тоже невозможно. Нужно искать выход. И я попросил подробно объяснить специфику поступления пара от главного паропровода в цилиндры, все возможности перекрытия его подхода к маневровому клапану. У нас оставался только главный клапан, а воспользоваться им при маневрах практически невозможно.
Работу машин проверили при закрытом клапане. Они давали по 10—12 оборотов, что соответствовало самому малому ходу. Во время заходов в порты, при плавании на Крымско-Каказской липни я не останавливал машины до полной ошвартовки у причала, работая на самых малых оборотах, попеременно перебрасывая кулисы с переднего хода на задний и наоборот. Этим опытом я рассчитывал воспользоваться и в бухте Бийюк-Дере, чтобы удерживаться на определенном курсе, пока карантинные власти не закончат оформление документов. При этом следовало учитывать течение, скорость которого временами бывает сильной. Конечно, риск был, но оправданный. Исход зависел от опыта капитана, знания местных условий и внимательности рулевого.
Перед заходом в пролив, кроме обычных мер предосторожности, приняли дополнительные: на главном клапане поставили механика на случай необходимости полного перекрытия пара на цилиндры, включили дублирующую связь мостика с машиной через микрофон.
Начальник радиостанции Юра Богомолов весь переход слушал радио, держа около себя магнитофон, готовый для записи, если передача будет касаться «Адмирала Нахимова» (как рекомендовал контр-адмирал Харламов), но так ничего и не услышал.
Ровно в 12 часов мы в Босфоре. Следуем малым ходом, а к месту карантинных формальностей идем с закрытым маневренным клапаном, на самом малом ходу. Ожидать пришлось недолго. Катер с карантинным врачом и таможенным чиновником подошел к нашему правому борту, и по парадному трапу спустился старший помощник В. А. Вогнистый с папкой судовых документов.
Судно слушалось руля, медленно продвигаясь вперед и уклоняясь плево, Я внимательно следил за управлением. Когда возникала необходимость, давал в машину по телеграфу команду перебрасывать кулисы. Карантинный врач, производивший оформление документов, оказался разговорчивым. Валентин Антонович в совершенстве владел английским языком и охотно отвечал на все вопросы, а когда дошло до порта назначения, он подробно рассказал легенду, переданную контр-адмиралом Харламовым. Без смущения чиновник заполнял бланк. В графе «порт назначения» предложил записать «Канакри».
По окончании формальностей чиновник просил передать капитану, что пароход «Адмирал Нахимов» идет на Кубу, и добавил: «Сегодня об этом передало ваше ТАСС». Сообщение турецких властей озадачило меня. Значит, Юра пропустил передачу по радио? Неизвестно тогда, для какой цели понадобилась легенда? Позднее на Кубе я прочел маленькую заметку в газете «Правда»: «Сегодня пароход «Адмирал Нахимов» снялся на Кубу с сельскохозяйственными рабочими». А пока наши пассажиры и девушки из судовой команды со всех палуб наблюдали за проплывавшими европейскими и азиатскими берегами — прекрасным творением природы и разума человека...
Пройдя линию перехода, мы последовали вдоль азиатского берега (в те годы было левостороннее движение). К борту «Адмирала Нахимова» подошел катер под американским флагом, очевидно, с одного из военных кораблей 6-го американского флота, стоявшего в Стамбуле. Катер сопровождал нас по всему проливу, переходя с борта на борт нашего парохода. На палубе катера стоял адмирал с биноклем, внимательно рассматривая «Адмирала Нахимова». Слышалось щелканье фотоаппаратов. Штурманы делали определения и вели наблюдение за движением и проливе.
На противоположном, европейском, берегу контркурсом следовало неизвестное нам судно. Наблюдения показали: оно переходит на азиатскую сторону. Пеленг на него не менялся. Судно шло на пересечку нашего курса, явно нарушая правила плавания по проливу Босфор. Теперь ясно усматривался греческий флаг. «Грек» продолжал идти на опасное сближение в надежде пересечь наш курс по носу. Дали сигналы, обращающие внимание,— пять коротких гудков. Никакой реакции. Опасное сближение продолжалось, возникала угроза столкновения. Настал момент, когда нужно было действовать без промедления. Машинам дали полный назад, сопровождая сигналом. Пароход задрожал, и инерция среднего хода, с каким шли по проливу, стала погашаться. Греческое судно пересекло наш курс по носу в расстоянии 50—60 метров и последовало на север вдоль азиатского берега, опять же вопреки правилам плавания по Босфору. В памяти не сохранилось его название, но порт приписки был Пирей.
В Мраморном море освободились бассейны от пресной поды, и они тут же были, залиты морской водой. Как сельди в бочке, заполняла молодежь бассейны с раннего утра до позднего вечера. Полоскались с громкими шутками и остротами. Находившиеся на палубе рассматривали встречные суда, вглядывались в берега пролива Дарданеллы.
Греческий архипелаг проходили в темное время. Впереди были только вспыхивающие и затухающие огни маяков. До поздней ночи на палубах было оживленно, ребята делились впечатлениями первых дней, проведенных на судне, восторгались увиденной красотой.
У кого-то возник вопрос, очевидно, о нем и раньше думали, но вслух не выражали,— куда их везут? Общее мнение было: едут на маневры. Еще через сутки разговоры стали громче. Достаточно было сказать одному, что везут «на съедение акулам», и это подхватывалось другими. Пустили слух, что потоплен теплоход «Латвия», вышедший с таким же контингентом несколькими часами раньше нас из другого порта. Я пригласил начальника эшелона генерала В. П. Селезнева и просил, чтобы через политруков рассказали, куда и зачем идем и чтобы больше внимания уделяли солдатам.
Через неделю вошли в Атлантический океан. Вскрытый пакет указывал назначение: порт Гавана. В порт надлежало прибыть в 2 часа ночи, о дате прихода сообщить за четверо суток. Дул северо-восточный пассат скоростью 5— 7 метров в секунду. Машинам задали лучшие для них обороты 72, обеспечив скорость 13,8 мили. Июльские благоприятные погоды в Атлантическом океане позволили проложить курс по дуге большого круга, сокращавший расстояние более чем на сутки.
Началась размеренная судовая жизнь. Я вставал до наступления утренних сумерек, с вахтенным штурманом делал определения по звездам. После зарядки омывался чистой океанской водой под сильным напором струи из пожарной магистрали и чувствовал себя отлично. В полдень все штурманы выходили на меридиальную высоту, корректировали курс, а с наступлением вечерних сумерек выходили на звезды.
Для команды отвели носовую и кормовую швартовые палубы. По утрам там собирались любители зарядки, среди них на баке был директор ресторана П. С. Перевязко. Несмотря на полноту, он довольно легко делал движения и даже прыжки. А на кормовой палубе организатором утренней зарядки был главный механик. Алексей Ефимович человек организованный, всегда ровный и рассудительный большой специалист своего дела. За короткое время освоил большое уникальное машинное хозяйство, внес немало усовершенствований в эксплуатацию установки. Личным примером воспитывал своих помощников. Работать с ним было легко, он стал мне не только товарищем, но и другом, с которым можно было поделиться или посоветоваться по любому вопросу. Я знал его с первых дней войны. В 26 лет он стал старшим механиком и отлично справлялся в сложных условиях военного времени.
В Средиземном морсеи Атлантическом океане соленость воды в сравнении с черноморской значительно выше, и это мы скоро почувствовали: потекли конденсаторные трубки главного конденсатора, повысились хлориды. Шли под одной машиной, пока не обнаруживали прохудившуюся трубку и глушили ее. Нелегко было найти дефектную трубку из нескольких сотен, на это затрачивали от 30 минут до двух с половиной часов. С течением времени конденсаторные трубки стали чаще беспокоить нас. Когда Алексей Ефимович поднимался ко мне или звонил по телефону, я ожидал новых сообщений о водотечности трубок. Нередко вспоминал, как отправляли нас из Севастополя. Абсолютная секретность от нас, непосредственных исполнителей, неизвестность направления и порта назначения до выхода в море, а также нехватка времени на подготовку судна в ответственный рейс поставили командование и экипаж парохода в тяжелые условия. При той сложности, в которой мы оказались, рейс прошел благополучно, но этому в первую очередь способствовала благоприятная погода на всем пути.
Заканчивались девятые сутки плавания через океан. Запасы пресной воды, учет расхода которой вели ежедневно старший помощник и главный механик, позволили дать ее на купание пассажирам. По позднего вечера работали души, пока не выкупались более двух тысяч человек.
Вечерние астрономические определения показали, что ночью откроется маяк Сан-Сальвадор. День близился к концу. Уходя с мостика, я написал на карте: «В 2 часа разбудить капитана, а если маяк откроется раньше, доложить». В 1 час 55 минут стоявший на ночном столике телефон зазвонил. Вахтенный помощник докладывал, что открылся маяк. Выйдя на мостик, я убедился в характеристике огня, а в штурманской проверил радиолокационное определение. Оно расходилось с последней астрономической обсервацией на 0,6 мили.
Сон был перебит, и я отдыхать уже не пошел. Стоя на правом крыле мостика, всматривался в сторону острова. Памятник Христофору Колумбу я, конечно, разглядеть не мог, едва ли его можно увидеть даже днем с близкого расстояния. Мне хотелось заметить очертания острова, но темнота не позволила и этого. И снова, в который уж раз за десятилетия моей морской жизни, я вспомнил учительницу географии В. П. Троицкую, ее рассказы о знаменитом итальянском мореплавателе Христофоре Колумбе, возглавившем экспедицию на трех каравеллах в поисках кратчайшего пути в Индию. Первой землей на их пути оказался остров, названный Сан-Сальвадор, позже он открыл другие острова, включая Кубу. День открытия острова 12 октября 1492 года считается официальной датой открытия Америки. Почти пять веков минуло с той поры...
С рассветом появился первый американский самолет-разведчик. Это были годы «холодной войны». Обострялась кризисная ситуация в Карибском бассейне. Американцы установили полную блокаду Кубы и готовились к свержению правительства Кастро. Через час начались провокационные облеты нашего судна. С небольшими интервалами появлялись американские самолеты, пролетая низко над судном, чуть не задевая мачты, временами имитируя атаку,- чтобы навести страх на экипаж и пассажиров. Мы наблюдали все это, но ничего противопоставить не могли. Проявляли бдительность. Сообщали о происходящем открытым текстом министру в начальнику пароходства.
В Багамском проливе встретились с новой провокацией. На пути нашего следования, в стесненной для маневрирования обстановке, лежал в дрейфе американский эсминец поперек нашего курса, по отношению к нам левым бортом. Пеленг на его корму не менялся. Мы отвернули вправо с расчетом пройти по корме в близком расстоянии. Очевидно, на эсминце заметили наш маневр, н он сместился назад, вновь оказавшись на нашем курсе. Маневр явно провокационный. Через призму пеленгатора я внимательно наблюдал за ним с левого крыла мостика. Расстояние сокращалось. Пеленг на эсминец соответствовал нашему курсу. Дали пять коротких гудков с целью обратить его внимание, предупредили машину стоять на реверсах. Эсминец лежал без движения, никаких сигналов не держал.
Старпом И. С. Крук стоял на телеграфе, рулевой — весь внимание. Мои нервы были напряжены до предела. Я но отрывал глаз от эсминца. Быстро мелькали мысли. В критический момент, думал я, положу руль право на борт, правой машине дам полный назад. Судно быстро покатится вправо. Отворот влево с работой машинами наоборот даст возможность в непосредственной близости обойти эсминец. Подобные маневры мне приходилось делать в стесненных условиях, они были удачными.
Казалось, через минуты—полторы мы врежемся в борт эсминца. Я стоял на левом крыле, крепко стиснув планширь. В момент, когда я дал команду рулевому «право на борт» и собирался давать команду «в машину», увидел быстро удаляющийся корпус эсминца. Не сразу спало напряжение, состояние долго оставалось тяжелым. Это была игра на нервах, которая могла закончиться бедою. До Гаваны — двое суток. Какие провокации еще ожидают нас?..
Карта Багамского пролива была мелкого масштаба, и это потребовало большой бдительности. Я не сходил с мостика. В назначенный срок, в два часа ночи по местному времени, подошли к порту. Судно встретили портовый лоцман и представитель Черноморского пароходства капитан В. А. Иванов. Ошвартовались и сразу приступили к выгрузке.
Уже светало, когда закончили грузовые операции. На берег сошли более двух тысяч наших пассажиров. Наутро местная печать сообщала о прибытии в Гавану «пятисот сельскохозяйственных рабочих». На борт поднялся пожилой портовый лоцман для перешвартовки «Адмирала Нахимова» на другой причал. Сразу спросил, был ли капитан раньше в Гаване, и тут же добавил, что наш пароход до войны часто приходил в Гавану, он помнит его как немецкий лайнер «Берлин».
Ошвартовались у причала с надписью крупными буквами «Фидель — Никита». Команда готовила судно к очередному рейсу: принимали бункер, воду, готовили каюты. Впервые пришедшее советское судно привлекало внимание местного населения. Пароход посещали делегации и отдельные лица. Экипаж тепло встречал представителей борющегося свободолюбивого парода.
В один из вечеров судно посетил Че Гевара в сопровождении коллег. В каюте капитана состоялась теплая беседа. Со вниманием слушали мы этого интересного человека, рассказывавшего о кубинской революции и ее защите, блокаде американских империалистов. В его речах звучала уверенность в окончательной победе. Через пять суток судно было готово п обратный рейс. Приняли около шестисот кубинцев. Это была первая партия молодежи, направляющейся на учебу в Советский Союз.
В день отхода на берегу состоялся митинг по случаю проводов. Собралось много народа. Пришел проводить молодых посланцев Фидель Кастро. Он выступил с пламенной напутственной речью, говорил долго и горячо.
Утром снялись в обратный путь, который лежал через Флоридский пролив. При попутном течении скорость достигала 18—20 миль. Хотя это было на коротком участке, тем не менее давало небольшой выигрыш во времени. Для облетов американским самолетам оставалось немного времени — наступала темнота, а за ночь судно уходило далеко в океан. Экипаж был подготовлен к провокациям и на появления американской авиации не реагировал.
После 19-суточного пребывания на борту двух тысяч пассажиров пароход теперь казался пустым. Шестьсот человек разошлись по судну. Экипаж проявил большое внимание к кубинской молодежи. Проводились совместные вечера, игры, соревнования, просмотры кинофильмов. Все понимали важность нашей миссии.
Долгие годы Куба была местом, куда съезжались, особенно в зимнее время, для отдыха и развлечений американские богачи. Их прихотям и капризам потворствовала власть Батисты. Американцы вели себя развязно, им было все дозволено, для них создавались роскошные условия, им предоставлялись блага, а обслуживали их местные жители, получая скромное вознаграждение. Революция изгнала Батисту и его приспешников. Прекратились поездки толстосумов. Народ взял власть в свои руки, и теперь государству требовались специалисты, квалифицированные рабочие, чтобы самим строить новую жизнь.
Однако длительное существование Кубы как базы отдыха и развлечений не могло не оставить следа на воспитании и сознании молодежи. Вот и мы встретились с некоторыми негативными явлениями, весьма озадачившими нас. Отдельные юноши проявляли развязность, неуважение к обслуживающему составу, циничное отношение к девушкам. «Резвившаяся» в салоне группа вела себя шумно, не считаясь с окружающими. Парни бросали окурки прямо на ковровое покрытие, игнорируя стоявшие повсюду пепельницы, в обуви становились на диваны, задирали ноги на стол. На замечания дежурной не реагировали, а если она обращалась повторно, отсекали: «Уборщица должна убирать». Классные служительницы отказывались заходить в каюты для уборки, так как заставали там обнаженных ребят. Правда, это были эпизоды, но они оставляли неприятное впечатление. Молодые люди считали, что революция им дала такое право на вседозволенность. «Это пройдет»,-говорили их руководители, и действительно, с каждым днем таких явлений становилось все меньше.
Между тем нам хватало и технических забот. По-прежнему периодически давал о себе знать главный конденсатор— поднимались хлориды. Опять останавливали правую машину, шли под одной левой, пока не находили дефектную трубку и глушили ее. При этом скорость падала, но благодаря хорошей погоде судно управлялось. Водотечность трубок стала повторяться чаще, и времени на устранение дефекта уходило все больше. Механики и машинисты, работавшие у конденсатора в машинно-котельном отделении, изнывали от жары и высокой влажности. Пришлось задуматься, а как бы мы вышли из положения, застигни нас шторм в океане? Это еще и еще раз остро напоминало, как важно все предусмотреть при подготовке судна к выходу в морс. Радиограммой сообщили в службу судового хозяйства о необходимости заготовить конденсаторные трубки и организовать их замену с приходом в порт.
Рейс близился к концу. Многие кубинцы, постоянно общавшиеся с командой, уже понимали, о чем с ними говорили на русском языке, да и сами могли объясняться с помощью выученных за эти дни слов и своих выразительных жестов. В Одессе их ожидала официальная встреча. Подход к порту мы рассчитали на утро, но получив сообщение о готовящемся на 15 часов мероприятии, убавили обороты и пошли малым ходом, чтобы подойти к назначенному времени.
Нетерпеливые корреспонденты старались узнать первыми о заканчивающемся рейсе и самочувствии пассажиров на борту. По радио просили капитана пригласить к радиотелефону руководителей групп. Кубинцы охотно и с гордостью говорили о своей революции, о блокаде, организованной американцами, о готовности стать на защиту свободы и заканчивали словами: «Родина или смерть».
Торжественно встречала общественность города первую партию молодых посланцев Кубы, прибывших на обучение в Советский Союз. После митинга кубинцы разъехались в разных направлениях — туда, где им предстояло заниматься.
Для нас наступили будни. Экипаж занялся подготовкой к очередному рейсу. Готовность судна зависела от срока замены конденсаторных трубок. Прораб завода № 2 В. У. Боцманов, ознакомившись с объектом работ на месте, заявил, что потребуется не менее двух недель. Между тем осложнившаяся в Карибском бассейне обстановка требовала срочной отправки парохода «Адмирал Нахимов». Москва установила срок отправки не позже чем через неделю. Обком партии взял под свой контроль ход и срок окончания ремонта. Созданы были все условия, чтобы вовремя отправить судно. Две бригады работали круглосуточно, сменяя друг друга. Им установили аккордную оплату, для них организовали на борту парохода питание и места кратковременного отдыха. Директор завода Иван Андреевич Лесовиков почти не уходил с судна, оказывал помощь бригадам, оперативно решал возникавшие проблемы. Тем временем шла погрузка муки и продовольствия в трюмы.
Было начало сентября. По договору, заключенному в начале года пароходством с Украинским советом по туризму, пароход «Адмирал Нахимов» в эти дни должен был стать на круизные пейсы по Черному морю. Но произошло изменение. Вместо «Адмирала Нахимова» пароходство предоставило Украинскому совету два судна — дизельэлектроход «Россия» и пароход «Петр Великий», совместно обеспечивавшие ту же пассажировместимость, что и наш пароход. Совет был недоволен, ибо условия оказались неравноценные— туристы делились на два парохода, появлялись дополнительные расходы. Позже Украинский совет, по достоинству оцепивший преимущества «Адмирала Нахимова», фрахтовал его до последнего рейса.
Шел последний день установленного срока, но работы оставалось еще много. Директор завода привлек дополнительные силы и обещал премию, если все операции будут закончены до полуночи. Главный механик А. Е. Коротенко с утра не выходил из машинного отделения. С 18 часов машины начали греть. Мы сидели с Иваном Андреевичем в моем салоне и пили чай. Шел 23-й час. Иван Андреевич нервничал. В 23 часа 40 минут зазвонил телефон. Главный механик докладывал об окончании работы с конденсатором, просил разрешение на проворачивание машин. Директор поспешил к бригадам и непосредственно на судне выдал рабочим премию. На мостик поднялся старпом И. С. Крук готовить пароход к отходу. В полночь стали прибывать пассажиры. Началась организованная посадка. В 2 часа 30 минут тяжело груженный «Адмирал Нахимов» вышел из порта и лег курсом на пролив Босфор.
На этот раз условия перевозки были иными: двойную норму пассажиров надлежало провезти скрытно на всем 20-суточном переходе; судно должно быть полностью загерметизировано. До приема пассажиров все иллюминаторы были задраены на глухари, окна на закрытой прогулочной палубе, в салонах, на кафе-веранде наглухо зашторены, круглосуточно горело электрическое освещение. Пассажиры, которых мы расположили в каютах и салонах, кинозале и вестибюлях, поочередно в четыре смены спускались в рестораны и вновь занимали свои места.
Старпома по АХЧ В. А. Вогнистого сменил старший помощник по АХЧ В. А. Тарасов. На нем лежала ответственность за обеспечение скрытности, он же должен был провевести оформление судна в Бийюк-Дере. Я поинтересовался, как Владимир Александрович ответит на английском языке на вопросы карантинного врача и таможенного чиновника, и был удовлетворен ответом.
На вторые сутки в каютах, салонах, коридорах стояла духота и испарина. Судовые кондиционеры, рассчитанные на нормальные условия, не успевали выбирать из воздуха влагу и практически бездействовали. Открытые на наружные палубы двери и лоцпорты создавали очень слабые сквозняки, поскольку стояли штилевые погоды и движение воздуха зависело лишь от скорости судна. Особенно тяжелое состояние было в нижних отсеках на палубе «Е» третьего класса. Пассажиры, ограниченные теснотой и угнетенные бездельем, лежали как вареные. Только немногим, особенно тяжело переносившим духоту, разрешалось работать на палубе у боцмана. В ночное время выключали спет в вестибюлях, дополнительно открывали лацпорты и двери па наружные палубы. Приток воздуха усиливался, и тогда в этих местах собирались солдаты.
Запомнилась долгая томительная неделя с момента выхода из Одессы. Судно вошло в океан. Стояла яркая солнечная погода. Мертвая зыбь лениво покачивала наш пароход. Северо-восточный пассат и небольшое попутное течение увеличивали скорость.
Утром предыдущего дня сделали последнее радиолокационное определение но острову Мадейра и проложили курс на пролив Кайкос. Удаление от берегов на значительное расстояние и редкая возможность встречи с судами позволили перестроить судовой распорядок жизни пассажиров. Судно было полностью затемнено, только лучи навигационных огней прорезали ночную мглу и бросали едва заметные отблески на палубу. Тогда я разрешал солдатам выходить. Наружные палубы сразу заполнялись молодежью. Многие купались в бассейнах. Быстро пролетала ночь, и они снова возвращались на свои места в ожидании вечерней темноты,..
Издавна у меня было заведено твердое правило—независимо от района плавания, знания условий прорабатывать переход. Я сидел за письменным столом в своем рабочем кабинете и читал лоцию. Мой взгляд упал на стоявший рядом барограф, и я обратил внимание, что нарушился его суточный ход. Судно находилось в тропической зоне, и я стал поглядывать на него чаще прежнего, а также внимательнее обычного наблюдать за окружающей природой. Вечером следующего дня при заходе солнца небо окрасилось багрово-красным цветом с фиолетовым оттенком. Картина необычной расцветки неба повторилась и утром и вечером в последующие дни. Это были явные предвестники изменения погоды. Я распорядился, чтобы были проверены надежность закрытий по палубам и корпусу, герметизация цепного ящика, чистота шпигатов и работа портиков, крепление стрел, запчастей и дельных вещей на палубах и в машинно-котельном отделении. Старший помощник Крук, старший помощник по АХЧ Тарасов, главный механик Коротенко и директор ресторана Перевязко, проверив свои заведения и предприняв необходимые меры, в полдень доложили о состоянии судна.
Начальник радиостанции Богомолов регулярно брал прогнозы погоды, но они пока не предвещали ожидаемого урагана. В последующие дни погода продолжала портиться. Небо заволакивалось перистыми облаками, на горизонте появлялись черные зловещие тучи. Усилился ветер. Началась зыбь. Отдельные разорванные облака стали приносить дождь, шквалистые порывы сопровождались ливнями. Вода на верхних палубах во время качки не успевала сходить по шпигатам и перекатывалась через борт. Временами видимость пропадала. Водяная пыль и брызги создавали мрак, закрывали бак судна. Увеличилось волнение, судно временами поднималось на волну, а затем проваливалось в бездну.
Положение пассажиров становилось тяжелым.
Трудно было определить направление усиливающегося ветра. В сложном положении судно находилось почти двое суток. Ветер начал заходить против часовой стрелки. Виктор Петрович Ильин, третий помощник, был хорошим грамотным штурманом. Наблюдая за барографом, он доложил, что давление падает — ярко выраженный признак приближения урагана! Поворот ветра влево и падение барометра подсказывают, что мы находимся в левой половине циклопа, передней четверти, и нам предстоит уйти с пути движения урагана.
Приводим судно курсом бакштаг правого галса, стараемся его не менять, чтобы скорее выйти из зоны циклона. Начальник радиостанции приносит метеосводку о движении циклона и говорит, что с получением сводки суда в этом районе, ранее молчавшие, стали подавать тревожные сигналы о помощи. Виктор Петрович наносит на карту координаты зарождения и направление перемещения циклона.
Ветер усилился, продолжая заходить влево, и становился боковым. Дрейф выносил нас из зоны урагана, но пароход оказался в тяжелом положении. Сотни тонн воды обрушивались на носовую палубу, давили на корпус. Временами судно теряло управляемость. Это были часы серьезных испытаний. Попытка выйти в ветер через правый борт оказалась непростой.
Судно, оказавшееся во власти стихии, тяжело слушалось руля. Немало времени прошло, прежде чем удалось выйти по отношению к ветру бейдевинд правого галса, постепенно убавляя обороты, чтобы только обеспечить управляемость.
Более суток штормовали мы в таком положении, прежде чем стрелка барометра пошла кверху. Ураган пронесся стороной. Судно вышло из опасной зоны. Получив определение места судна, легли на курс. Кончились проливные дожди. Утром следующего дня небо было чистым, ярко светило солнце, установилась хорошая видимость, точно ничего не произошло. Только океанская волна, доходившая до нас в виде мертвой зыби, раскачивала наш пароход, напоминая о том, что еще недавно он проходил серьезные испытания.
Скоро открылись берега острова Гаити. Четверо штормовых суток тяжело переносились многими пассажирами. Можно только представить, что сталось с умывальниками, туалетами, палубами. Началась генеральная уборка всего судна. Алексей Ефимович в некоторых коридорах для проветривания установил «крылатки». Пассажиры постепенно оживали. Свободные от вахты и работы члены экипажа поднялись на солнечную палубу позагорать, пока не начало припекать.
За сутки до Гаваны над судном появились вертолеты и все светлое время висели на уровне высоты клотика. Мы видели смеющиеся лица пилотов. Свесив из открытого люка ноги, они снимали наше судно кинокамерой, а в перерывах между съемками проводили по горлу ребром ладони, как бы показывая, что нас ожидает. В этот день мы особенно тщательно следили, чтобы не показать на борту пассажиров. Ну, а «в ответ на происки» американских вертолетчиков члены экипажа показывали им фигу, уверенные в том, что «корреспонденты» прекрасно видят и понимают ее предназначение. Это было самое тяжелое время блокады Кубы. Американцы старались не пропускать советские суда, идущие оказывать интернациональную помощь.
Еще до ошвартовки лоиман предупредил, что руководство порта не исключает возможности диверсии на судах, стоящих у причалов или па рейде. Чтобы не допустить пребывания аквалангистов под водою, по всей бухте производятся взрывы гранатами. Судам предлагается работать машиной назад, малым ходом, создавая под днищем течение, которое не позволит диверсанту приблизиться к судну. Требование порта нами было принято, и всю стоянку машины работали самым малым ходом назад.
В Гаване стояли теплоходы «Солнечногорск» (капитан Д. В. Кнаб) и «Слуцк» (капитан М. М. Вайсман). Команды судов дружески общались. Встреча с земляками в зарубежном порту всегда радует моряков, бывает желанной, сближает их. С прибытием в Гавану пароход «Адмирал Нахимов» стал центром общения, ведь у нас был самый: большой экипаж, в котором к тому же много девушек, и прекрасные условия для проведения совместных вечеров отдыха и других массовых мероприятий. К примеру, экипажи всех трех судов встретились с артистами советского цирка, гастролировавшего на Кубе. В один из вечеров наш пароход посетил посол Советского Союза на Кубе А. И. Алексеев. Он рассказал о сложной обстановке, вызванной блокадой Кубы, о высоком патриотизме кубинского народа.
Судно готовилось в обратный путь. Я изыскивал груз для безопасного перехода через Атлантический океан, где еще не закончился сезон тропических циклонов. За неделю стоянки в порту Гавана экипаж отдохнул, моряки побывали в Аквариуме, зоопарке и других интересных местах. Общество кубинско-советской дружбы организовало автобусную экскурсию в курортное место Варадеро (бывшая дача миллиардера Дюпона). Об этой поездке хотелось бы рассказать подробнее. В ней довелось участвовать и нам с капитаном «Солнечногорска» Д. В. Кнабом. Советских моряков тепло встретили и приветствовали участники рабочего заседания, проходившего в одном из прекрасных здании, В зале стоял едкий запах дыма от кубинских сигар - очевидно, заседание началось давно и проходило в горячих дебатах. С ответным словом выступил помполит теплохода «Солнечногорск» И. И. Кабанов. А затем мы знакомились с архитектурой города и местами отдыха трудящихся Кубы, на берегу океана ловили лангустов, из которых нам приготовили вкусный обед. Вечером возвратились на судно, полные ярких впечатлений.
Накануне этого воскресного дня вместе с представителем Черноморского пароходства, работавшим на Кубе, капитаном В. А. Ивановым удалось разыскать груз — сахар назначением в Ливан. Погрузка началась на следующее утро.
Пока «Адмирал Нахимов» стоял у причала в Гаване, у нас частенько бывал военный комендант. Через него мы решали многие вопросы. Но была и еще одна, чисто человеческая, причина этих визитов. Тяжело приходилось ему перегруженному работой, здесь, на Кубе, впрочем, как и всему воинскому составу, оказавшемуся в непривычном климате и сложных бытовых условиях. Порой и поесть было некогда, не то что покупаться. А проведенные час или два на судне давали отдушину, служили разрядкой. Накануне нашего отхода комендант предупредил, что командующий воинским контингентом на Кубе генерал-полковник И. А. Плиев, значившийся под фамилией Павлов, желает посетить судно, но об этом просил не распространяться.
Генерала Павлова никто не видел, никто не знал, кроме ограниченного круга лиц, поэтому его визит был секретным. Они пришли в день отхода в полдень — двое рослых мужчин, один постарше и солиднее, в нем я узнал генерала. Время подходило к обеду, но я пригласил гостей в салон капитана, где был накрыт стол. Исса Александрович оказался любознательным,человеком и интересным рассказчиком.
«Адмирал Нахимов» был крупнейшим судном, доставившим тысячи ракетчиков, и генералу хотелось знать, как проходили рейсы, какие были трудности, как вели себя американские самолеты и корабли, встречавшиеся нам на пути. В свою очередь он рассказал об осложняющейся на Кубе обстановке, особенно после того, как американцы обнаружили наши ракеты, стартовые площадки и большой контингент советских военнослужащих. В печати появились сообщения, что карта США разбита на квадраты, на которые нацелены 42 советские ракеты, готовые в любую минуту поразить американскую территорию. Это породило панику среди населения. Горячие головы Пентагона настаивают на бомбардировке наших стартовых площадок на Кубе. Назревает атомная война. По дипломатическим каналам идут переговоры об урегулировании конфликта мирным путем.
Беседуя с И. А. Плиевым, я впервые понял сложность и опасность конфликта, возникшего между Советским Союзом и США, но поделиться об этом ни с кем не имел права... Приближалось время отхода, назначенного на 18 часов. Мы распрощались. После ухода гостей мне от души стало их жаль. Когда «Адмирал Нахимов» выходил из порта, на набережной было много народа, провожавшего нас, но я долго видел стоявших в стороне двух рослых мужчин в белых рубашках с короткими рукавами, пристально вглядывавшихся в удаляющийся пароход...
В Бейрут прибыли 7 ноября. Рабочие порта сразу приступили к выгрузке. Вечером в советском посольстве состоялся прием по случаю 45-й годовщины Великой Октябрьской революции. Присутствовали послы и дипломаты различных стран. Мы с Н. Г. Луцепко, моим помощником по политчасти, получили приглашение на прием и в посольстве узнали, что дипломатические переговоры, о которых говорил генерал Плиев, увенчались успехом. В приподнятом настроении возвратились мы на судно.
В Одессу прибыли рано утром. Нас встретила групповой диспетчер К И. Величко и сказала, что со следующего рейса все вопросы, связанные с эксплуатацией судна, надлежит решать с ней.
После пятидневного перестоя, загрузившись мукою и другим продовольствием, вновь направились на Кубу. К этому времени стало широко известно, что в результате переговоров наше правительство согласилось с предложением США о вывозе наших ракет и воинского контингента с Кубы в обмен на обещание Кеннеди не нападать на Кубу и вывезти из Турции американские ракеты, нацеленные па территорию Советского Союза. Фидель Кастро, видевший в советских ракетах гарантию предотвращения американской агрессии, не верил заверениям президента и был в обиде на достигнутое без участия кубинской стороны соглашение.
Мы прибыли в Гавану, когда блокада Кубы была снята. - В Гаване находился А. И. Микоян для переговоров с кубинским правительством. Обиженный Фидель несколько дней уклонялся от встречи с ним. Анастас Иванович пробыл на Кубе более двадцати суток. Это было для него тяжелое время — в Москве умерла жена, и он, ведя серьезные переговоры, не мог вылететь на похороны.
Две недели мы стояли в ожидании распоряжений. В декабре все вопросы были решены и наши суда начали .вывозить с Кубы ракеты и воинские подразделения. Соглашение предусматривало вывоз ракет с открытыми трюмами, а солдат — размещенными на открытых палубах, что и контролировала американская авиация с воздуха. Это были спокойные и приятные рейсы. Молодежь, радуясь возвращению на Родину, весело проводила время на пароходах.
Закончились кубинские рейсы осенью 1963 года. У нас восстановилось сотрудничество с Украинским советом по туризму, и судно стало на круизные рейсы.
* * *